No.152940
В Северной Пальмире рассветало, на колокольне Исаакиевского закричали петухи и Евгений Онегин вышел на излюбленную утреннюю прогулку по Невскому проспекту. Он шел, светски улыбаясь прохожим, а те, узнавая, вежливо здоровались, подходили и били его за то, что он был Евгений Онегин. Группа молодых секретарей и регистраторов Адмиралтейского департамента, с которой он раскланялся у знаменитой иглы, неумело наставила ему мелких синяков по всему лицу. Юная мадемуазель Собакина, выглянув из окна второго этажа, осторожно уронила ему на голову горшок с померанцем. Неотесанный мужик, которого Евгений повстречал у Почтовых ворот, долго гнался за ним по проспекту и бил по затылку тяжелым молотком. На перекрестке с Чудской улицей к нему подбежал и отлил на него ломовой конь извозчика. Извозчик на облучке улюлюкал и старался сбить с головы Евгения Онегина цилиндр кнутом. Двое пьяных гусар, которых он повстречал затем, загнали его на фонарь и тыкали в зад остриями сабель. Жизнь города текла спокойно и размеренно, как обычно.
Брившийся у окна Печорин заметил Евгения Онегина на фонаре и, недолго думая, вынул пистолеты и застрелил обоих гусар. Потом он снял Евгения Онегина с фонаря, отряхнул его платье и повел домой пьянствовать. Двое друзей провели вместе прекрасный день, обсуждая балерин и цены на пеньку.
- И чего это, брат Печорин, все кругом такие грубые? - грустно спрашивал Евгений Онегин.
- Так ведь ты, ма шер, Евгений Онегин, - с теплотой отвечал Печорин, рыгая водкой и грибами. - Кто ж тебе виноват, что ты Евгением Онегиным родился? Был бы Гриневым - был бы совсем другой разговор. Скажи спасибо, что не Дубровский, тогда вообще б убили, наверно.
Так они в великой приятности провели время до вечера. Потом Печорин ткнул Евгения Онегина в глаз шпорой с сапога, сердечно обнял его и поехал на Кавказ убивать Грушницкого.