No.228830
Меня зовут… да какая разница, как меня зовут. Для всех - я просто Тот, кто жуёт голубей.
Живу - это громко сказано. Я выживаю. На костях системы. На обломках проваленных реформ и залежалых булок из "Пятёрочки".
Своё великое странствие я начал в Таганроге. Меня выгнали из библиотеки за то, что я устроил себе лежанку в отделе философии. Я был не согласен с Кантом и устраивал дебаты вслух. С собой — ибо кто ещё достоин.
Я сказал: "Я - последняя надежда рациональности в этом мире. А ещё я голоден."
Голуби… Божественные создания. Идеальный баланс между глупостью и белком. Мои первые охоты были неудачны. Я пытался завлечь их хлебными крошками и ласковым шёпотом, как манит любовник свою возлюбленную:
- Иди ко мне, мой пернатый пирожочек…
Но они улетали. Тогда я перешёл к более радикальной тактике - голубиные трюки ниндзя: крадущиеся шаги, бросок шапкой, внезапный крик “БУ!”.
Улов был нестабилен, но драматичен.
Когда Таганрог мне надоел (а точнее, когда меня начали активно искать городские зоозащитники), я сел в первый попавшийся товарняк.
Направление: неважно. Пункт назначения: свобода. И горячая еда, если повезёт.
В Воронеже я устроился мимом на подземном переходе, изображал битву лебедя с банкой сгущёнки. Люди плакали. Некоторые от смеха, другие, от осознания, что донатят психу.
На эти деньги я купил кетчуп. Он делает голубей сносными на вкус.
Рецепт “Голубь по-воронежски”:
— одна птица
— кетчуп “Щедрое Лето”
— вера в лучшее.
Иногда я встречаю других таких, как я. Братья по выживанию. Один варил суп из носков и чеснока. Утверждал, что это рецепт монастыря на Алтае. Я ел. Он смеялся. Я тоже. Потому что выбора нет - смеяться или плакать, а слёзы не насыщают.
Я двигаюсь дальше. Мой путь - это хаос. Мой транспорт - попутки, телеги, и один раз даже инвалидная коляска с моторчиком (спасибо бабе Любе, она - огонь).
Я мечтаю попасть в Омск. Почему? Потому что в Омске всё возможно. Там, говорят, голуби жареные сами падают в рот, а кетчуп течёт из водопроводов.
И если вы когда-нибудь увидите худого бородатого мужика с глазами, полными философии и чёрного юмора, жующего что-то в подворотне - возможно, это я.
А возможно - это Омск. И мы все давно умерли.